— Итак, ты жив, — холодно произнесла она, обхватив себя руками, словно замерзла.

— Да. Выжил, — ответил он коротко. — Пришлось, правда, присягнуть на верность императору.

— И ты говоришь это так спокойно?! — тут же вспыхнула она. Ее видимое безразличие и холодность вмиг исчезли, и она даже указала в его сторону рукой. — Ты! Тот, которому мой отец дарил искрящееся перо феникса, как лучшему витязю чародейной сотни!

— Царевна…

— Ты так просто предал нас?! Наши народы! Нашу планету! И теперь служишь этому захватчику, исполняешь его приказы?! — ее глаза метали молнии, и Ратмир впервые видел такую Церцею — гневную и обвиняющую.

Он немного оторопел от слов, явно не ожидая от нее такого дикого яростного выпада.

— Ты многого не знаешь, царевна, — холодея, произнес он.

Именно этого он и боялся. Что она станет считать его ничтожеством, переметнувшимся на сторону врага.

— Что мне надо знать, предатель?! — выпалила она.

Пошатнувшись, Ратмир почувствовал, как тревожными траурными ударами забилось его сердце. Она упрекала его за трусость и называла предателем. Он не мог сказать ей, отчего так поступил. Не мог сказать, что одним своим решением перейти на сторону драконовых спас несколько сотен своих ратников и… Он оборвал свои мысли и хмуро взглянул на нее.

— У нас не было выбора, — тихо выдохнул Ратмир, еще пытаясь объяснить всё.

Но он видел, что она не хочет слушать его объяснения. Она уже записала его в своем сердце в предатели.

— Предатель! Не ищи оправданий!

— Ты вольна называть меня, как тебе угодно, царевна, — выдохнул он.

Не в силах смотреть в ее сверкающие негодующие очи, он опустил глаза в пол.

Ее слова били прямо в сердце. Как же он любил ее в этот момент. Сегодня, приехав в Элий, он жаждал прижать ее к своей груди, сказать, что все будет хорошо. Но нет, она сразу же выстроила перед ним неприступную стену, даже не захотев понять его. Она обличала его беспощадно и жестко, не меньше, чем корил себя он сам. И он до сих пор трепетал от единственного взора на нее.

— Зачем ты вообще приехал сюда?! Чтобы поглумиться над нами? — распалялась Церцея. Она чувствовала, что ярость и возмущение переполняют ее, и сама испугалась своих диких порывов. Но отчего-то не могла успокоиться. Весь его вид вызывал у нее негодование. — Показать, что ты теперь с ними и что мы тоже должны подчиниться врагам? Да? За этим ты приехал?

— Я прибыл доложить волю императора Сумрачного. Вам решать, покоряться или нет.

— Вот из-за таких малодушных истуканов, как ты, драконам и удалось покорить Черипаху! — воскликнула она.

— Я не стоял в стороне, Церцея, мои ратники бились до последнего.

— Врешь! — прошипела она. — Те, кто бился до последнего, ушли к предкам. А ты жив!

— Ты упрекаешь меня в том, что я жив? Благодарю…

— Выворачиваешь мои слова, как тебе угодно, княжич?! Я не это сказала!

— Церцея, ты должна понять, я…

— Они уничтожили северахов! Всех! Я знаю про то! — она замолчала, словно что-то вспоминая, и глухо просипела: — Погоди… мастер Вячеслав говорил, что северахов уничтожали бывшие царские ратники вместе с драконами, и предводителем был один из княжичей… Это был ты?! — вскричала в ужасе она.

— Да… только….

— Мерзавец! Какой же ты мерзавец, как ты мог пойти на подобную подлость?! Ты так боялся за свою шкуру, что пошел на убийство невинных! Безжалостно уничтожал с драконами целую расу и давал приказы своим людям?

— Церцея! — он угрожающе выдохнул, не в силах выносить ее обвинения, которые резали его по живому.

Она схватилась рукой за свое горло, словно задыхалась, на ее глазах заблестели слезы.

— И я… Я тебя оплакивала… — просипела она — Я тебя… — она замялась, помня, как любила его. Сейчас же она не могла понять, как так ошиблась в этом страшном монстре, который помогал драконам уничтожать своих сородичей, целую расу, расу, которая была такой же их семьей, как и другие четырнадцать. Это было невыносимо. — Убирайся прочь, предатель! Ненавижу тебя! — прохрипела она в исступлении, более не в силах смотреть на него. — Прочь! Я более не желаю тебя видеть никогда!

После ее словесного выпада Ратмир как-то весь сгорбился и, наверное, минуту молчал. Он сжал кулак, чувствуя, как Церцея добивает его страшными словами. Он понимал, что надо уйти немедля, ибо ее ненависть терзала его душу. Она была слишком дорога ему. Но теперь она не захотела понять и выслушать его. Она гнала его беспощадно и жестко, а он все еще любил ее.

Наконец Ратмир нашел в себе силы и посмотрел ей прямо в лицо. Вперив болезненный и мрачный взгляд в девушку, молодой человек тихо произнес:

— Я лишь пришел сказать тебе… — он замялся, ибо до прихода сюда жаждал сказать ей о самом сокровенном, о том чувстве, которое сейчас толкнуло его подняться в ее комнату, о том, что он скучал по ней и переживал за нее. Но в этот миг ей это было не нужно. Потому он глухо выдохнул и, смотря поверх ее головы, отчеканил: — Я пришел уведомить тебя, царевна, что завтра поутру жду вашего решения. Готовы ли вы с сестрами по доброй воле ехать с нами в Белгримор или же …

Он оборвал фразу на полуслове и, быстро развернувшись, вышел прочь из ее спальни, не закрыв дверь.

Церцея с болью смотрела ему вслед глазами, полными слез, и из ее горла вылетело одно только слово, которое жгло ей сердце:

— Предатель…

— Не получается! — удрученно вымолвила Церцея и резко открыла глаза.

Окинув мутным взором всех шестерых сестер, стоявших рядом, и двух мужчин, она тяжко вздохнула.

— Попробуй еще, — попросила Сияна. — У тебя же всегда получалось, хотя бы раз в месяц. Энергия дара должна была накопиться.

— Да, — согласилась Церцея. — А сейчас нет, не знаю отчего. Вижу только нашу планету, окутанную сине-голубыми нитями, и все. Я сама не понимаю, что со мной.

— Скорее всего, твой дар ясновидения начал затухать, ведь Цетуриана переместилась на Темную сторону галактики, — объяснил старец Горан.

В этот поздний час царевны, Горан и Вячеслав собрались в дальней библиотеке крепости, чтобы обсудить, как следует поступить в теперешней ситуации, когда прибыли посланники Аргона Сумрачного. После недолгих обсуждений Вячеслав попросил Церцею войти в состояние безвременья и посмотреть будущее. Она единственная обладала даром ясновидения, но редко пользовалась им, ибо еще не достигла в нем совершенства. Но все надеялись, что видение Церцеи подскажет, как действовать дальше.

— И что же, мой дар теперь навсегда скрыт? — обеспокоенно спросила Церцея.

С двенадцати лет она могла видеть будущее. Правда, не часто, а когда концентрация ее дара достигала пика в шишковидной железе. Поначалу, в отрочестве, это были просто картинки, а потом даже некоторые подвижные эпизоды. Мастер Вячеслав помогал Церцее развивать этот дар, который был сопутствующим к ее основному дару — Дару Земли.

Два года назад, когда планета переместилась в левый рукав галактики Друин, дар ясновидения стал давать сбои, как и дары других ее сестер. По совету мастера Вячеслава Церцея уже три месяца накапливала светлую энергию в своей шишковидной железе, чтобы совершить медитацию как можно лучше. И сейчас она попыталась увидеть будущее, но ничего не вышло.

— Нет, он восстановится. Однако в ближайшее время, скорее всего, может еще сильнее затухнуть, ведь мы опускаемся все ниже по звездному рукаву, — объяснил Горан. — Сейчас светлые энергии не поступают на планету напрямую, а лишь отражаясь от наших двух солнц. Потому ваше волшебство, царевны, стало не таким сильным. Когда планета вновь переместится в середину галактики, ваши дарования достигнут прежней силы.

— Но это будет через сто двадцать лет, Горан, — заявил мрачно Вячеслав.

— И как узнать, как победить этих демонов? Да и вообще, если наши способности станут еще сильнее угасать, Горан, как мы одолеем их? — спросила Асия.

— Через пятьдесят лет Цетуриана начнет движение к центру галактики, и дарования ваши начнут постепенно восстанавливаться, — заверил Вячеслав.